systemity

Альтернативная реальность канцлера Меркель

Оригинал на немецком

Репортер Шамс уль-Хак, пакистанец по происхождению опубликовал статью о своих приключениях в центрах приема беженцев в журнале Focus.

Канцлер выглядела слегка раздраженной. Она посмотрела на задавшего вопрос о том, может ли беженец зарегистрироваться в Германии под несколькими именами, фальшивыми идентичностями. Шла пресс-конференция в штаб-квартире ХСС в Мюнхене, и главной темой была совместная с Хорстом Зеехофером предвыборная кампания.

Меркель ответила: “У нас есть отпечатки пальцев, у нас база данных. Это больше невозможно”.

Вопрос задавал я, Шамс уль-Хак. В качестве журналиста, автора книг и эксперта по террору, я давно занимался данной проблемой. После того, как через границы устремились тысячи беженцев, воцарился хаос. Волна беженцев накрыла Германию, власти не справлялись с этим напором. В ходе своего секретного журналистского расследования я пожил в 35 центрах и домах приема беженцев. Я регистрировался под фальшивыми именами – ни одна государственная контора ничего не заметила. Это было в 2015. Изменилось ли что-то после атаки против рождественского рынка в Берлине Анисом Амри? Изменилось ли что-то в 2017? После убийства 12 человек в Берлине министр внутренних дел Томас де Мезьер заверил, что теперь власти будут внимательны. У Аниса Амри было 14 идентичностей. Такая вещь более невозможна . Теперь мне это подтвердила сама канцлер.

Насколько правдивы утверждения правительства? Я сам, пакистанец, приехавший в Германию 25 лет назад, 23года – гражданин Германии, стал “беженцем” ради того, чтобы провести журналистское расследование для Focus. Я отрастил бороду, одел самую старую свою одежду, и придумал себе разные идентичности. Кроме немецкого, я говорю на урду, английском и арабском. Кроме того, я мусульманин. Я могу вращаться в среде беженцев, не привлекая к себе внимания.

Первая остановка: Дортмунд. Зима. Центр сбора беженцев. Служащий очень дружелюбен и вежлив. Конечно, у меня нет документов – как и у 60% беженцев. И я называю вымышленное имя – Абдуль Хан Ахмед, пакистанец. Никаких вопросов не возникает. Через некоторое время в моих руках – документ, удостоверяющий мой официальный статус. Как в 2015.

В ночлежке для мигрантов о приятностях забываешь быстро. Охрана, в форме военного стиля, грохает сапогами по коридорам, орет на обитателей по мелочам. Еда несъедобна. Пахнет картоном, разварена намертво, с полным отсутствием каких-либо специй. Еды привозят так много, что каждый день выбрасывают минимум половину.

В ночлежке я завел дружбу с шестью мужчинами в возрасте 18-35 лет. Сигареты и немного гашиша творят чудеса контактного менеджмента и создают атмосферу доверия. Пацаны, по моему впечатлению, уже два года – на “экскурсии беженцев” – проехались по Нидерландам, Франции,Бельгии.

Вторая остановка: Унна. В принципе, сегодня существует ключевой принцип распределения беженцев по Германии – сделать все, чтобы в одном месте не оказались представители враждующих национальностей, и обеспечить более менее равномерное распределение беженцев по стране.

В Дортмунде беженцам дозволено высказывать свои пожелания. Работники – многие из них – уроженцы Северной Африки, идут навстречу. Я ничего не сказал – меня послали в Унна.

Здесь у меня должны взять отпечатки пальцев. Это – обязательное условие, но его легко обойти. Даже сегодня, в 2017, когда подошла моя очередь, я сказал: “Ох, что-то мне плохо. Надо бы мне вернуться в мою комнату” – “Нет проблем, приходи завтра”.

Третья остановка: Бремен. Стряхнув с себя пыль, я направляюсь на третью станцию своего путешествия – Бремен. Здесь я меняю тактику. Вместе с моей коллегой Надей я захожу в регистрационный офис в Каттентурм. Надя, родом из Ливии, гражданка Германии, некоторое время работала переводчицей в центре первичного приема беженцев.

Охранники, русские и албанцы, нас тепло приветствовали. Была ночь. Они спросили: “Как себя чувствуете? Есть хотите?”

Я назвался индусом, Надя – моя любовница. Наша история: мы встретились в лагере для беженцев в Вене и полюбили друг друга. Контрабандисты привезли нас в Германию. Полный абсурд. Во-первых, я мало похож на индуса. Во-вторых, я дал арабское имя – Мозур Ахмад. В-третьих, они должны были свериться с венским лагерем. В случае, если мы просили убежища там, нас должны были выслать в Австрию. Но никто не задавал никаких вопросов.

Наконец, я дал им взять отпечатки пальцев. Вот тут-то я и погорю, думал я – два года назад, когда я делал первое исследование о беженцах, я давал отпечатки пальцев раз десять. Нет, все прошло гладко. Мою историю приняли за чистую монету.

В ночлежке много говорили об атаке на рождественском рынке. Это было страшно. Многие атаку приветствовали. Они считали что она – наказание Аллаха Германии за то, что та вмешивается в сирийскую гражданскую войну. Другие боялись, что законы ужесточат, и их смогут с большей легкостью депортировать.

Следующая станция: Карслруэ. На следующее утро меня и Надю отправили в Карлсруэ. Там держат, главным образом, индусов и пакистанцев. Центр приема беженцев там – не самое приятное место. В спальных комнатах воняет, стены в грибке. В других местах пахнет так, будто их только что прожарили. С наркотиками нет никаких проблем. Дилер утверждает, что и охране достается.

В Карлсруэ также живет некоторое количество чеченских беженцев. Один из них в первый же вечер показал мне пропагандистские видео ISIS, со сценами совершенно жуткого насилия. Молодой человек тут же признался, что является пылким поклонником Исламского Государства. Конечно же, трудно понять – может быть эти люди просто так хвастаются? Поддерживают ли они в самом деле терроризм? Ясно одно – германское государство этим не интересуется. Даже в самом центре – на стене намалеван лозунг курдской PKK, запрещенной в Германии, но никому до этого дела нет.

Только на последней станции, в Баварии, мной занялись серьезно. После медицинской проверки в Мюнхене у меня снова взяли отпечатки пальцев. Тут было установлено, что я индус, Мозур Ахмад, зарегистрированный в Бремене. В Баварии система сработала. Два полицейских доставили меня на станцию, сказали, что со мной будут говорить следователи. Но бояться нечего – все не так плохо. Когда меня спросили, зачем я взял другое имя, я дал им фиктивную историю. В Карлсруэ меня побил охранник, и поэтому я попытался подать новую просьбу о предоставлении убежища в Баварии. Дал не то имя, потому что я не хотел возвращаться.

Очевидно, что это выглядело правдоподобно. После телефонного звонка в Карлсруэ, чиновники ограничились тем, что написали примечание для служебного пользования. Набравшись смелости, я спросил, можно ли мне остаться. “Нет” сказал чиновник, “Вы должны ехать”.

На дороге обратно я слушал радио в машине. Рассказали о совместной пресс-конференции Меркель и Зеехофера в Мюнхене. “Это мой день!”, – подумал я. Подлинные документы, журналистское удостоверение всегда под рукой, в бардачке. Я еду в штаб-квартиру ХСС. Они сидят там вместе – Канцлер и босс ХСС.

Я спрашиваю: “Работает ли сегодня система идентификации беженцев на национальном уровне?” Меркель отвечает, что уже введены законы, согласно которым за отказ в сотрудничестве с властями применяются уголовные санкции. Ага. Я спрашиваю: “Может ли беженец, у которого взяли отпечатки в Берлине, повторить весь процесс в Мюнхене?” Ответ вы видели в начале статьи. Теперь я знаю, совершенно официально, изо рта правительства. Мой опыт пребывания в системе обработки беженцев не совпадает с бюрократическими реалиями, в которых живет правительство. Действительность от них сильно отличается.