Каждый день мы строем уходили на несколько километров от расположения части и в поле проходили строевую подготовку. Однажды Самодуров за что-то сильно обиделся на студентов и начал над нами издеваться, командуя "Лечь! Встать! Лечь! Встать!.." Кончилось тем, что мы все сели на землю и кто-то из студентов громко крикнул "Да пошёл ты!" Самодуров такого исхода не ожидал. Он стал угрожать нам всяческими карами. Незадолго до этого были стрельбы, и я "сэкономил" боевой патрон, который вертел в руке. Мой товарищ взял у меня патрон, зарядил в свой Калашников и выстрелил в воздух. Поняв, что это был выстрел боевым патроном, Самодуров испугался и стал подмазываться к студентам, рассказывая трогательные эпизоды из своей биографии и объясняя, почему ему тяжело видеть наше несерьёзное отношение к военной службе.
Затем Самодуров уговорил расстроганных студентов интеллигентов построиться в колонну и, когда колонна двинулась в направлении расположения части, резко сменил тон, стал говорить, что теперь мы у него "попляшем в строю". Он обещал нам по возвращении в расположение части проверить нагар на автоматах и отправить под суд того, кто стрелял боевым патроном. Я раньше неоднократно слышал о том, что в строю отдельные личности становятся недееспособными, и с людьми, шагающими строевым шагом, можно сделать многое из того, что невозможно сделать с разобщёнными личностями. Однако, одно дело слышать, а другое - ощутить всё это на собственном примере. Это действительно оказалось всё очень необычным. Чувствовалось, что всем хочется остановиться, покинуть строй, но никто не мог этого сделать, вернее, никто не решался сделать это первым. А Самодуров по-самодурски командовал "Ать-два, ать-два!"
Взвод шагал по железнодорожному полотну. Продолжалось всё это довольно долго. В конце концов мы сильно толкнули одного парня, он повалился на других маршируюших, образовалась нерегулярность в строю. Всё это окончилось тем, что студенты сели на рельсы и отказались двигаться. Тут Самодуров действительно испугался не на шутку. За то, что он не смог справиться с управлением взводом, ему грозил серьёзный облом в карьере офицера. Самодуров стал буквально со слезами на глазах упрашивать студентов. В конце концов мы поверили его обещаниям забыть обо всём, что произошло, и благополучно вернулись в часть. У меня в характеристике к военному билету стояла запись "Не подчиняется командиру в бою!" Столь лестный комплимент я получил, вступив в драку с Самодуровым в процессе двухсуточного боевого учения.
Дело в том, что Самодуров по-видимому заподозрил меня в стрельбе боевым патроном и начал надо мной издеваться. На занятиях по физической подготовке нужно было пять раз подтянуться на турнике, чтобы получить оценку "отлично". Когда дошла до меня очередь и я подтянулся пять раз, Самодуров поставил мне оценку "удовлетворительно". Строй буквально ахнул от такой наглости. Тогда я, несмотря на запретительные окрики Самодурова, вернулся к турнику и подтянулся 15 раз. Причём весь взвод громко хором считал количество моих подтягиваний. Короче говоря, наши особые отношения с Самодуровым кончились дракой на поле боя, о чём он поведал в выданной мне характеристике. Эта характеристика чуть было не стоила мне университетского диплома. Через год после сборов мы лицом к лицу столкнулись с Самодуровым на бакинской улице. Он так обрадовался, что в первое мгновение раскинул руки, чтобы меня обнять. Потом, видимо, сообразил, что это слишком тепло для полузнакомых людей и протянул мне руку. Я с радостным выражением лица энергично потряс протянутую руку и быстро сбежал от Самодурова. Помню его недоумённый взгляд. Видимо, человек он был незлопамятный.
Всё это я описал для того, чтобы как-то оживить центральный пункт этих воспоминаний. А этот центральный пункт сопряжён с необыкновенными впечатлениями бессилия, которое я ощущал, шагая в строю под метрономическое издевательство Самодурова "Ать-два, ать-два!" Каждый человек специфически реагирует на унижения. Меня, например, трудно унизить пренебрежительным отношением. Для того, чтобы быть униженным, я должен сильно уважать унижающего. А тут я испытал новое незабываемое ощущение патологического бессилия противостоять коллективному давлению. С тех пор я очень часто возвращался к описанному мною казалось бы малозначительному событию в чисто любознательской попытке понять, как формируется механизм этого бессилия, каким образом люди оказываются непроизвольными жертвами социального давления.
* * *
( Read more... )
