Цыганка Надя.

Я возвращался домой в Новокуйбышевск из командировки в Москву и сидел на скамейке в Куйбышеве, ожидая автобус, который должен был появиться через час. В Москве я потратил все деньги и у меня было только три рубля на билет до дома. Вокруг не было ни души. Было жарко  и очень хотелось спать. Вдруг передо мной возникла стройная высокая женщина, одетая на цыганский манер. Она сказала:" Меня зовут Надей, дай погадаю." Тут я вспомнил случай, происшедший со мной в Баку. Я сидел на бульваре с подругой и о чём-то говорил.  Вдруг перед нами остановилась цыганка и сказала: "Дай погадаю." Я сказал цыганке, что сам ей могу погадать и причём бесплатно. Но она не уходила и повторяла одно и тоже: "Дай погадаю, дай погадаю..." Тогда я встал и со словами "дай погадаю, дай погадаю" стал на неё надвигаться. Она выругалась и пошла прочь. Но я шёл за ней очень долго, приговаривая "дай погадаю, дай погадаю" и свирепо вращая глазами. Цыганка совершенно разозлилась, она поливала меня отборным матом, но я от неё не отставал. Наконец, она побежала, видимо подумав, что я сумасшедший и могу её покусать. Лишь после этого я вернулся на свою скамейку.
    Я сказал Наде: "Очень приятно Надя, но я сам могу тебе погадать." Надя мне ответила, что так, как она, я гадать не смогу. Что этому особому способу гаданья  её научила бабушка, которую за её способности все звали колдуньей. Делать мне было нечего, скука была смертельная и я сказал, что если ей так уж хочется мне погадать, то пусть погадает: девка была больно красивая. Надя оживилась, придвинулась ко мне поближе и попросила, чтобы я дал ей какую-нибудь монетку, поскольку совсем без денег цыгане гадать не умеют и такое безденежное гадание никогда не сбудется. Надя со мной говорила таким голосом, который вовсе не был похож на голоса цыганок, пристающих на улице. Я бы даже сказал, что тон надиного общения со мной был какой-то усыпляюще-доверительно-домашний. Я сказал Наде, что у меня всего лишь три рубля на билет до Новокуйбышевска и ни копейкой больше, и в подтверждение своих слов вытащил трёшку из кармана. На что Надя мне сказала, что она только лишь подержится за трёшку. Я отказался, сказав, что она мне уже начинает надоедать. На это Надя укоризненно заметила, что я - здоровый мужик - боюсь женщину и веду себя, как импотент. На что я позразил, что импотенты как раз женщин не боятся, поскольку терять, вернее приобретать им нечего.
    После этого нашего экскурса в область импотенции, Надя присела рядом со мной на скамейку и спросила меня, откуда я знаю про то, как ведут себя импотенты с женщинами. Значит у меня были в жизни случаи крупных промахов. На что я гордо возразил:"Никогда, ни разу!". Трёшку я машинально продолжал держать в руке. Надя взялась тонкими пальцами за край трёшки, посмотрела мне пронзительно прямо в глаза, приблизивши своё лицо к моему на совсем недопустимое расстояние, и мягко вытянула трёшку из моих пальцев. Затем она слегка откинулась, вытянула руку с трёшкой и сложила её пополам. Я, как дурак, наблюдал за её действиями. Потом Надя сложила трёшку еще и ещё раз, и в итоге из трёшки получился маленький кубик. Надя широко разинула рот, положила кубик на язык, закрыла рот и вновь его открыла: трёшки на языке не было. Надя величественно поднялась со скамейки, оправила юбку, помахала мне рукой и ушла.     
     У меня начался неудержимый хохот. Я вообще не привык хохотать наедине с собой, а здесь ничего с собой не мог сделать и всё хохотал и хохотал. Когда пришёл автобус, я подошёл к шоферу и объяснил ему, что оказался без денег. Он разрешил мне поехать зайцем и я в итоге добрался домой без дополнительных приключений. 

Если бы к ним не пришло это счастье...

У моей бабушки, урождённой Беланишвили, была очень богатая двоюродная сестра Тамара. У неё в Кахетии было несколько имений. Тамара была очень умной и образованной женщиной, и, когда на нашу любимую Грузию свалилось несчастье в виде сначала меньшевиков, а затем большевиков, тётя Тамара поняла, что все её богатство скоро у неё отнимут. Он выдала свою молоденькую домработницу Нуцу за пожилого пролетария Лексо и подарила ей двухэтажный домик, который находился в селе Лихи, расположенном непосредственно перед туннелем по дороге от Хашури к морю. У тёти Тамары все имущество действительно вскоре конфисковали. Прожила она ещё совсем немного лет. Она с нескрываемым презрением относилась к новой власти. У неё был оригинальный способ хронологических исчислений. Она говорила: "Это произошло через полтора года после того, как к нам пришло это счастье." Или "это было за три года до того, как к нам пришло это счастье."    
     Расчёт тёти Тамары блестяще оправдался. Домик в Лихи стал летней резиденцией всей нашей родни. Нуца во времена моего детства была сухонькой, очень энергичной женщиной, выглядевшей относительно молодо. Её мужу Лексо уже в то время было больше ста лет. Он большую  часть времени просиживал в хозяйской комнате, расположенной на первом этаже. Комната для гостей с большой верандой находилась на втором этаже. В те послевоенные времена грузинские крестьяне жили очень бедно. Налоги дрались за всё: за плодовые деревья, за кур,  за любой скот. У Нуцы была корова, дававшая молоко не бидонами, а кружками. У всех жителей села хранились запасы "коровьей матки". Так они называли по-русски сычужный фермент, который обычно получают из четвёртого отдела желудка теленка, не евшего травы. С помощью "коровьей матки" Нуца готовила очень вкусный слабосолённый сыр, пекла мчади - своеобразный кукурузный хлеб, который невероятно хорошо сочетался с сыром. Зелень росла во дворе. Основным продуктом питания было лоби, которое все селяне выращивали. Когда приходила пора шелушить бобовые стручки, мы все вовлекались в эту работу. Нуца готовила необыкновенно вкусное блюдо из бобов, которое называла "котани" по названию узкого глинянного горшка. На очаге, сложенном во дворе, очень долго томилось лоби с зеленью, с грецкими орехами и цыплячьим мясом.  Есть эту бобовую кашу было для меня огромным удовольствием.
    Когда мы приезжали с бабушкой на лето к Нуце, то первым делом на деньги, которыми нас снабжала моя мама, бабушка покупала ящик вина: Тибаани, Гурджаани, Саперави - всё, что можно было купить в ближайшем магазине на станции или же в Хашури, куда мы иногда ездили. Бабушка моя сначала училась в пансионе святой Нины  для благородных девиц, распологавшемся в центральной части Тбилиси. Потом она окончила Горийскую учительскую семинарию, где познакомилась с моим дедом. Вскоре они поженились и по окончании семинарии преподавали в Хашури. Дед мой  в семинарии обучился музыке, он прекрасно играл на скрипке, даже впоследствии давал сольные концерты. Он написал вальс, который исполнял духовой оркестр Хашури. Мы с бабушкой как-то разыскали жену капельмействера оркестра, слегка тронувшуюся на старости лет старуху Марту. Она страшно образовалась бабушке и рассказала, что дедовский вальс продолжают исполнять в Хашури. 
    К вину моя бабушка относилась с необыкновенным почтением. Она мне говорила: "Не слушай этих дураков, которые говорят, что вино вредно. Оно вредно именно для дураков, которые не обладают чувством меры. Для нормальных людей вино - это источник не только радости, но и здоровья". Правда,  однажды мы с бабушкой потеряли чувство меры. Мы сидели днём на веранде и пили маджари из огромной бутыли, которую нам подарили соседи. Маджари - это молодое, пенящееся вино, очень вкусное, сладкое, но очень коварное. Проснулись мы с бабушкой за столом. Хотя ещё светила луна, но было уже почти утро.
   По приезде в Лихи кроме вина мы сразу же покупали дюжину цыплят. Я ходил на базар, который собирался по воскресеньям, и отчаянно торгуясь, закупал цыплят, которых подвешенными на палке приносил домой. Мы их привязывали к колышкам и переодически использовали в пищу. Цыплята для крестьян были большой роскошью. Мы всегда делились с Нуцой. Резать цыплят поручалось мне. Я клал жертву на деревянную колоду, прицеливался, отворачивался и рубил цыплёнку голову топором. Затем нужно было выпустить безголовое туловище, которое некоторое время бегало по двору.
     Однажды в первые послевоенные годы к нам в Лихи приехал мой папа. Его вызвали по делам в штаб Закавказского военного округа, который располагался в Тбилиси, и он воспользовался случаем, чтобы навестить нас. Когда папа приехал, и мы начали готовить праздничный обед, я сказал ему, что мне надоело работать убийцей невинных цыплят и предложил ему совершить экзекуцию. Через  некоторое время боевой офицер, прошедший войну от и до, майор, предстал перед нами в совершенно жалком виде, с ног до головы обляпанный цыплячьей кровью и с растерянными глазами. Тут я не удержался от  удовольствия напомнить  ему ключевую  фразу из анекдота, который он сам нам рассказывал. Мать посылает сына в кабак,  где отец с утра пьянствует с друзьями, чтобы он вытащил его домой: "Папа, мама сказала, чтобы ты сейчас же шёл домой." Отец ему говорит: "Присядь немного, сынок, сейчас я закончу говорить и пойдём." Через некоторое время он наливает стаканчик водки, даёт сыну и говорит, чтобы тот выпил. Сын никогда не пробовал водки. Выпив, он закашлялся, покраснел, выпучил глаза и долго не мог придти в себя. Тогда отец говорит ему: "Теперь пойди и расскажи своей маме, как мы здесь мучаемся. Она думает, что мы здесь получаем удовольствие."   
     Я много ездил по свету. Но лучше Грузии моего детства мест я не встречал. Я обожал людей, особенно деревенских жителей, обожал грузинские пейзажи, а мне удалось побывать почти во всех уголках Грузии. И сейчас, как и во времена моего детства это для меня  любимое место на Земле. В Лихи я сочинил свое первое стихотворение. Помню из него только две строчки: "За полотном шакалы плачут и роща шепчет на ветру и месяц, съёжившись в калачик, заделал в облаке дыру..." В деревне почти не было детей моего возраста. Но тем не менее мне удалось немного продвинуться в изучении грузинского языка, несмотря на то, что  к изучению иностранных языков я жутко неспособный. Во-первых, я не могу запоминать механически. Мне важно, чтобы запоминаемое имело запах, вкус, мелодию и т.д. В крайнем случае я легко запоминаю слова, этимологию которых понимаю. Во-вторых,  на моё несчастье я - перфекционист. Понимание того, что я не смогу здесь достичь совершенства, сразу же подкашивает меня. Ну и т.д. Но грузинский язык очень звонкий и мелодичный, слова запоминаются против воли: сикварули, сихарули, амханагебо, бакакы, цхали, вашли, маквала  и т.д. Грузинские слова сами застревают в мозгах. Я выучил множество поговорок, пословиц, считалок, которые помню до сих пор, например, детская считалка: "ичило бичило шрошано гритило алхо малхо чит магнахо чеми песви песмадуки аджек маджек непев чаджек."
   Я ещё в детском возрасте читал пушкинское "Путешествие в Арзрум", где запомнил одно место. Александр Сергеевич посетил серные бани в Тбилиси. Он пишет, что по дороге в мужское отделение им пришлось проходить через женское. И тут он восклицает: "Что может быть противнее тела голой грузинской старухи!". Голых грузинских старух я никогда не видел, поэтому на этот счёт ничего сказать не могу. Но всех грузинских старух вместе и по-отдельности всегда любил и люблю до сих пор. Это - совершенно  невероятные создания природы. У меня не хватит слов, чтобы это объяснить, но все грузинские старухи, с которыми мне приходилось встречаться  остались в моем сердце навсегда. Среди них встречаются суетливые, крикливые, попадаются натуральные кикелки. Но все они невероятно отзывчивые, внимательные и заботливые по отношению к детям - и своим, и чужим, мудрые и с огромным чувством юмора. Надо видеть, как они начинают сосредоточенно суетиться, когда в доме появляется гость. Надо чувствовать,  насколько они беззаветно преданы родне.
     Я всю жизнь коллекционирую морские раковины. Каждый раз, когда я приезжал по делам в Ленинград, я заходил в комиссионный магазин на Московском проспекте посмотреть нет ли хороших раковин. Однажды наблюдаю такую сцену. Типичная деревенская старушенция в черном одеянии орёт на весь магазин: "Шалико, Шалико, иди скорей сюда, я здесь ещё один антиквариат нашла!" В те времена активного заката самого передового государства на Земле на Кавказе резко активизировался левый бизнес. Появилось множество людей с шальными деньгами. Вот Шалико и притащился с мамой вкладываться в антиквариат. Появился здоровый мордастый Шалико и обратился к маме: "Мама,  я слышу, не кричите так громко." По маме было видно, что даже теоретически она ничего не может понимать в антиквариате. Что она просто от всей души хочет помочь своему Шалико, озабоченному поисками правильного вложения денег. Этот случай, о котором я пишу, ничего не может рассказать неосведомлённому читателю. Всё дело в ньюансах, в интонации. Люди, которые приезжали в Грузию на отдых или к знакомым по приглашению, очень быстро осваивали псевдо-грузинский дух, начинали произносить тосты с грузинским акцентом. Грузию можно понять, только живя среди сельских.
    Вообще Кавказ - это уникальнейшее место на Земле. Я имею ввиду не природу, хотя такие места, как Абхазия, озеро Гек-Гёль в Азербайджане или разноцветные холмы в Армении, поросшие маками,  незабудками, фиалками, ромашками (таких примеров можно привести сотни)  уникальны и неповторимы. Нам пришлось во время войны пол года прожить в Кировакане. Эти разноцветные холмы я никогда не забуду. Те, кто этого не видел, могут подумать, что Сарьян высосал свои пейзажи из пальца. В аризонском городе,  где я живу,  вокруг города расположены голые холмы. Каждый раз, когда я выезжаю из дома, я любуюсь этими холмами, которые мне напоминают родной Апшерон. На Кавказе почти нет незапоминающихся мест.
    Но главное богатство Кавказа - это люди. Люди на Кавказе необыкновенные. Они могут быть очень агрессивными, но эта агрессия возникается главным образом на принципиальной основе. У каждого народа на Кавказе имеется нечто свое, неразмениваемое. И за принципы эти люди готовы отдать жизнь. Но здесь можно редко встретить тупую злобу, мелочность, я уже не говорю о ксенофобии. Культ старейшин, почтительно отношение к старшим сами по себе нивелирует мелочную агрессию. В 47 году мы с бабушкой жили в грузинском селе  Манглиси. Вокруг села располагались нескончаемые дикие рощи, в которых можно было всегда наесться фруктами до отвала: дикие груши, необыкновенно вкусные,  называемые панта, ежевика, ткемали, орехи, лавровишня, черника, шиповник, кизил и т.д. - всё это росло вперемежку в огромном количестве. В деревне было полно ничейных тутовых, ореховых деревьев. Во дворе нашего дома росло много сливовых деревьев. Эти очень вкусные сливы называются чанчури. Чанчури имеют продолговатую форму, а на конце расположена удлинённая пипочка, к которой крепится черешок. Как-то слышу разговор соседа (кажется он был председателем колхоза) с моей бабушкой: "Вы не можете мне объяснить, почему ваш внук ворует чанчури в моём саду. У вас же тоже полно сливовых деревьев. Каждый вечер я наблюдаю, как он лазает на мои деревья и уплетает сливы. Вот я и пытаюсь понять, может быть мои чанчури вкуснее ваших."  Этот сосед каждый вечер наблюдал, как я ворую сливы в его саду. В любом другом месте планеты меня бы избили палкой за подобную деятельность.
     Однажды в Хашури мы сидели на скамейке со сводной сестрой моей бабушки тётей Еленой. Сидели  и о чём-то неспешно трепались. Настроение было хорошее, светило солнышко, всё было хорошо. Через некоторое время на противоположный конец скамейки присели муж с женой, видимо, приезжие. Они начали оживлённо обсуждать, какой здесь плохой сервис, что сдачи не дают, муж рассказывал о каком-то возмутительном случае, происшедшем с ним в отсутствии жены. Смотрю: моя старуха надувается, как индюк, и начинает тихо пыхтеть. Вдруг она неожиданно повернулась к приезжим и заорала: "Если вам не нравится наша Грузия, убирайтесь в свою Хохляндию." Испуганные супруги вскочили со скамейки и ускакали. Это было не проявление злобы или агрессии. Просто какие-то чужие люди поливали Грузию, в которой они ничего, по мнению Елены, не понимают.
     За последнее столетие Кавказ пережил много горя. Чего стоят варварские эксперименты одного успешного менеджера по выселению целых  народов из родных мест, где люди жили столетиями. В Баку, где я родился, жили азербайджанцы, русские, евреи, грузины, армяне,  греки, татары, горские евреи и многие другие народности. Бывало, что кому-то не нравились те или иные обычаи тех или иных народностей. Но национализма, ксенофобии я не видел. И сейчас понимаю, что этих подонков нужно заботливо выращивать, незаметно внедрять всякие мелкие пакости, чтобы люди начали ненавидеть других людей по национальному признаку. И в этом смысле большой северный брат сделал очень много для того, чтобы испортить жизнь кавказцам. Принципиально ни царское правительство, ни большевики, ни сегодняшний паноптикум руководителей этой страны с их выделением коренных и некоренных народов не очень сильно отличаются друг от друга.
    И вот я часто думаю, каким бы был сегодня Кавказ, если бы к ним не пришло это счастье?

Пчичка насрала.

В те времена, когда Хрущов расформировывал совнархозы, часть оборудования продавалась по хорошим ценам частным лицам и мелким предприятиям. В Куйбышеве у меня был знакомый,  которому отец - известный врач организовал по блату подержанный "Москвич". Покупку машины должен был организовать маклер. Этот знакомый попросил меня составить компанию, поскольку с маклером не был знаком и, видимо,  стеснялся с ним общаться тет-а тет. Мы встретились с этим дядей рано утром. Это был высокий полный мужчина, с крупными чертами лица, чем-то похожий на Шаляпина. На носу у него были очки в золотой оправе, одет он был в дорогое ратиновое пальто с бобровым воротником. На голове у него красовалась бобровая шапка-пирожок. В те полунищенские времена он произвёл на нас невероятное впечатления, сразу как-то придавив нас к земле. Мы оба итак были маленького роста и семенили рядом с этим уверенно вышагивающим  великолепно смотревшимся маклером.
    Сначала все трое шли молча, это молчание угнетало моего знакомого и он пытался как-то разговорить дядю. Он начал с обсуждения последней постановки в Куйбышевском драматическом театре. Дядя что-то одобрительно похмыкивал и изредка кивал бобровым пирожком. Потом знакомый переключился на художественную литературу, потом на музыку. Кое-где и я начал помогать моему знакомому небольшими вставками. Несмотря на то, что теперь шла какая-никакая беседа, маклер продолжал нас подавлять своим величием. Он был похож на какого-то очень знаменитого академика, который вынужден идти рядом с пацанами. Мой знакомый уже не мог остановиться и всё больше выдавал новых сведений из области духовного.
   Шли мы  довольно быстро по тротуару, припорошенному небольшим снежком. Вдруг маклер остановился так быстро, что мы пролетели на несколько шагов вперёд. Когда мы обернулись, то увидели, что маклер придвинул правую согнутую руку близко к очкам. Мой знакомый тревожно спросил: "Что случилось?" Маклер раскастистым баритоном (мы в первый раз услышали его голос) произнёс: "Ничего, пчичка насрала!" ( с ударением на последнем слоге последнего слова). Тут уж я ничего поделать с собой не мог. Я выдавил, боясь расхохотаться: "Я прошу прощения, но я вспомнил, что меня ждут", повернулся на 180 градусов и припустился бежать, давясь от смеха.

Осетинский характер.

В 47 году мама приобрела путёвку в санаторий в Боржоми и захватила меня с собой. В день приезда она нашла женщину, которая согласилась за  мной присматривать и устроить меня на ночлег. Женщина эта была русская, а муж у неё был осетин, детей у них  не было. Это был здоровенный мужчина, плечистый с большими руками. Он рано утром уходил на работу, во всяком случае утром я его никогда не видел. Вечером он возвращался, жена накрывала на стол, он обедал и начинал что-то делать по хозяйству. С женой они почти не разговаривали, в основном пересматривались. По-моему жена его немного побаивалась.
    Днём у хозяйки я бывал редко. Мама жила в комнате вдвоем с очень красивой черноволосой украинкой. Когда они были свободны от процедур, то обычно говорили на разные темы, иногда поглядывая на меня, видимо, в тех  местах беседы, о которых десятилетнему мальчику знать было не обязательно, скорее всего не знать было обязательно. Иногда вдруг ни с того ни с сего без всякого перехода мамина соседка начинала громко петь. Пела она необыкновенно красиво. Голос у неё был низкий и какой-то невероятно бархатистый. Таких голосов я больше не встречал. Пела она в основном "Вдоль по улице метелица метёт." А мама полушопотом ей подпевала, видимо боясь нарушать очарование её голоса.
    Очень часто они мне обе до смерти надоедали разговорами, в которые я даже не пытался вникать, они проходили у меня как шумовой фон.  И тогда я отпрашивался у мамы в парк. В парке было очень красиво. Замечательное здание санатория "Фируза", огромный водопад. Но больше всего меня привлекал источник, из которого я дул минеральную воду в невероятном количестве. С того времени я пью боржом всю жизни. Где бы я не поселился, я прежде всего узнаю, где можно купить боржом, а если его не продают, то организовываю людям этот бизнес.  У каждого организма есть свои приветы. Несколько дней назад,  например,  выяснилось, что наши собаки очень любят яблоки. Все эти приветы являются проклятием для врачей-терапевтов. Хотя у всех сердце слева, а печень справа, у многих организм имеет индивидуальные специфические потребности, при неудовлетворении которых возникает неудовлетворительное состояние. Часто только каждый человек, прислашавшись внимательно к своему организму, может понять, что тот хочет. В Боржоми мне не нужно было прислушиваться к моему организму, он сам вел меня к источнику, хотя вода там была тёплая, негазированная, со щелочным привкусом. Как-то однажды ко мне подошла тётя в белом халате и сказала: "Мальчик, я давно за тобой наблюдаю. Ты пьёшь очень много боржома. Ты итак худенький,  а от боржома ещё больше худеют." Я ответил: "Спасибо, тётя,  я больше не буду", быстро удалился и, как только тётка в белом халате ушла, тут же прибежал к источнику и выпил пару стаканов про запас. В дальнейшем,  подходя к источнику, я выяснял нет ли этой тётки поблизости.
     Днем я редко бывал в доме хозяйки, где спал по ночам. Муж-осетин на меня вообще не смотрел, но не смотрел он на меня с симпатией. Я это чувствовал. Мне вообще очень нравились осетины. Как правило, мне попадались высокие, стройные осетины с крупными чертами лица, выглядевшие очень несуетливыми и солидными, но вместе с тем они мне казалсь очень доступными и демократичными. У бабушки была подруга-осетинка Габараева Любовь Бедзиновна, к которой мы с бабушкой иногда ходили в гости. Она была преподавателем в моем классе начальной школы. Но в школе Любовь Бедзиновна ни одним мускулом не выдавала, что она меня знает ближе, чем остальных  учеников. И я со своей стороны поддерживал эту игру. Бабушке же моей она часто пересказывала историю о том, как я её однажды спас. Ничего подобного я не помнил. По её словам на урок нагрянула какая-то важная комиссия, и никто кроме меня не мог ответить на какой-то вопрос. В то время мне казалось, что она эту историю выдумала, чтобы сделать приятное моей бабушке.   
    В тот день у мамы было много процедур, и я остался у хозяйки. Дверь во двор, как всегда, была распахнута. Напротив через дорогу располагался детский дом, ворота которого также были распахнуты. В этом доме жило много детей, в основном младшего возраста. В детдоме жила огромная лохматая кавказская овчарка. Что только дети с ней не делали! Они тянули её за хвост, выкручивали ей лапы, засовывали пальцы в рот. Овчарка только улыбалась, высунув влажный красный язык.  Как я понял, хозяйка хотел попросить немного соли в детдоме, поскольку направилась через дорогу с солонкой руках. В этот момент я отвлёкся и не видел, как разворачивались события. Но по крику хозяйки и по тому, как она держала руку, я понял, что собака её укусила. Она вернулась во двор, бормоча и чертыхаясь, вымыла рану под краном и перевязала её чистым платком. Через некоторое время немного крови проступило через платок и я понял, что овчарка её куснула основательно.
    Вечером вернулся муж с работы, посмотрел вопросительно на перевязанную руку, и хозяйка ему что-то сказала. Не произнеся ни звука, он сел на пенёк и стал точить топор. Делал это он как бы даже лениво, сосредоточенно каждый раз поглядывая на лезвие топора: достаточно ли оно остро. Потом неспешно поднялся и направился с топором в руках через дорогу в детский дом. Ребята, которые кое-что понимали в жизни, а после войны в детдоме невозможно было встретить непонимающих в жизни, бросились к собаке и накрыли её своими телами. Детей собралось множество, они буквально лежали друг на друге так, что собаки было совершенно не видно. Собака тоже видимо что-то соображала, поскольку не лаяла и не ворчала, хотя  к воротам приближался чужой человек. Хозяин с мрачным лицом спокойной походкой пересек улицу и вошёл во двор детдома. Дети с плаксивыми лицами ещё плотнее облепили собаку и лишь слегка шевелили ногами от нервного напряжения. Хозяин подошёл впротную к этой кучамале, постоял немного, опустил руку с топором, повернулся и пошёл назад. И тут я увидел такое, что никогда в жизни не забуду: хозяин улыбался всем лицом. Ни до, ни после я не видел, чтобы он улыбался. Вскоре хозяйка накрыла на стол, хозяин сел обедать с такой же мрачноватой физиономией, как всегда.
    Я рассказал то, что видел. А вы сами додумайте, поскольку у каждого из нас есть свои собственные мозги. То, что я подумал в те далекие времена моего детства, я даже сейчас не могу выразить словами: не хватит таланта.