Слава Богу, что теперь всё чаще можно слышать от жителей 1/7 суши: "Как же мы теперь с ним?!"

[systemity]

В оппозиции: Выходные на фоне автозаков

8 ИЮНЯ 2015, СЕРГЕЙ ШАРОВ-ДЕЛОНЕ


Четыре момента, четыре, в общем-то, небольших события, произошедших в Москве за эти выходные, прошли на фоне едва ли не самой заметной детали московского пейзажа последнего времени — автозаков с «приветливо» открытыми дверями. На фоне автозаков прошел митинг «За науку и образование» на Суворовской площади — то, что осталось от идеи марша в поддержку фонда «Династия». Умные и образованные люди с болью говорили о том, что творится в науке и образовании, о личном сопротивлении, о коллективной ответственности, призывали друг друга объединиться и сплотиться, но из всех выступавших только Сергей Адамович Ковалев сказал самое важное: то, что творится с образованием, наукой, фондом «Династия», — не глупость и неграмотность тех, кто у власти. Это их целенаправленная политика. И противостоять надо не симптомам, а самой власти. Судя по всему сказанному после, эта простая, но опасная мысль не была воспринята большинством. Или за опасностью была запрятана в дальний угол. Вот только если продолжать прятаться от нее, автозаки перестают быть фоном, а превращаются в основное средство передвижения по родному городу. И чем дольше молчать и прятать голову в песок — тем быстрее и вернее превращаются.

На фоне автозаков прошел двумя часами позже ежемесячный массовый пикет в поддержку узников 6 мая у станции метро «Третьяковская», который проводится каждое 6-е число каждого месяца. Народу было немного больше, чем обычно — человек 100, может, 150; одни приходили, другие  уходили. Люди стояли с портретами узников и скандировали всем известные речевки, актуальность которых — увы! — ничуть не стала меньше за прошедшие три года. Здесь никто в песок голову не прячет — для большинства судьбы узников Болотной стали частью их общей судьбы. Здесь уже никто не верит в УДО или амнистии. Потому и скандируют: «Эти люди невиновны — все виновные в Кремле!». На фоне автозаков и отложенного пока вроде как на осень (но все понимают, что отложенного навсегда при этой власти) закона о новом исчислении сроков — день в СИЗО за полтора в колонии, — единственного шанса увидеть «болотных» на свободе раньше. Молодых, образованных, умных ребят, у которых власть отобрала самые лучшие, самые ценные годы жизни. На фоне нависшего над всеми зэками «закона садистов», который позволит применять силу против заключенных, когда вздумается, — тут никто не сомневается, что уж он-то будет принят пулей.

На фоне автозаков в воскресенье, в 100-й день убийства Бориса Немцова, стояли люди на мосту. Приносили цветы, вспоминали, разговаривали. Прямо под нами по Москва-реке плыли прогулочные теплоходы и катера ценой в несколько таких теплоходов, там, внизу, в другом измерении, потому что здесь был тротуар моста, парапет, решетка за спиной и автозаки. И люди, для которых автозаки уже стали надоедливой, примелькавшейся, но неизменной и неизбежной деталью городского пейзажа.

На фоне автозака стояли потом добравшиеся до Троекуровского кладбища у могилы Бориса. Всё на том же фоне. Ну, вы же понимаете, что никак без него нельзя прийти и положить цветы на могилу. Потому что. Потому что автозаки стремительно исчезают, когда отмороженные гопники, которым не удалось сорвать пикет у «Третьяковской», уже после его завершения нападают на его участников, мирно расходящихся по Лаврушинскому переулку. Потому что для власти и для полиции — это свои, социально близкие, шпана подзаборная, которая и нападать-то умеет, только когда в численном большинстве. И будучи твердо уверенной, что если дело повернется для них худо, то автозак — и вовсе не про них — появится сей момент. Зря, что ли, им оплачивают дорогу на московские гастроли аж из самого из Новосибирска! Потому что не было автозаков, когда избивали в Балашихе Стаса Позднякова, который до сих пор в больнице (его отпустили на пару часов, чтобы друзья свозили  на кладбище положить цветы). Как не было их 100 дней назад на мосту.

Но при всей мрачности пейзажа с автозаками есть в нем некоторая неправильность, избыточность, гротескность, выдающая панический страх нынешней власти. Этого монолита, колосса, подавившего всё и вся, остервенело закатывающего в асфальт всё живое.

Потому что это агония. Она может быть затяжной и смертельно опасной для всех вокруг. Она омерзительна, как всякие судороги уродства. Но она уже предсмертная.

А вот будут ли автозаки непременной деталью пейзажа после нее, зависит только от нас. За нас это никто не решит. И без нас это не разрешится.

Когда я впервые по телевидению увидел физиономию Путина, то сказал жене, что в российской управленческой бригаде появился новый большой силы жулик. Это я сказал не оттого, что был умнее среднего россиянина, а оттого, что всю свою жизнь был полностью свободен от какого-либо уважения к тем, кто пытался мною руководить прямо или косвенно, и всегда был убеждён, что надеяться на кого-то из посторонних презрительно унизительно. При этом мне было трудно не видеть, что в руководстве страной поголовно верховодили те, которым очень подходило расхожее русское выражение "засранец". Что засранец Сталин, что Хрущев, что Брежнев, что Горбачев, что Ельцин. Энтузиазм, с которым российская общественность приняла на грудь Путина, на лице которого маслянными, а не акварельным красками было нарисовано, что он жулик из плебеев, этот энтузиазм можно было объяснить лишь генетической врезкой в "дорогих россиян" веры в хорошего царя. Лучше всего проявления этого генетического уродства можно было наблюдать на похоронах кинтошки, когда рыдающие люди вопросительно глядели друг на друга и говорили, преодолевая спазмы рыданий: "Как же мы теперь без него?!" Слава Богу, что теперь всё чаще можно слышать от жителей 1/7 суши: "Как же мы теперь с ним?!"